Гроссман жизнь и судьба герои. Василий Гроссман: жизнь и судьба. Основные этапы творческой деятельности Василия Гроссмана и история создания романа "Жизнь и судьба"

Введение

глава, посвященная основным этапам творческой биографии писателя и истории создания романа "Жизнь и судьба":

глава, в которой на основе современных представлений о взаимоотношениях философии и литературы раскрывается философская проблематика произведения, связанная с авторской концепцией свободы, анализирую некоторые особенности образного строя романа с точки зрения реализации этой философской концепцией и замысла;

заключение, в котором идет речь о некоторых чертах идейно - художественного своеобразия романа;

библиография, содержащая 66 названий.

гроссман роман концепция свобода

Основные этапы творческой деятельности Василия Гроссмана и история создания романа "Жизнь и судьба"

Прошло более полувека после победы советского народа в Великой Отечественной войне, но история войны еще полностью не написана. Сразу после 1945 года заговорили о том, что нужна современная "Война и мир", что масштаб события того заслуживает. Но не о количественном масштабе шла речь. Имелась в виду идея охвата всей войны, её корней и последствий, ядра и периферии.

Светлое воспоминание, смешанное с горечью, тянется из послевоенных лет: первая ласточка, первая честная повесть о войне, хроника окопа, хроника прозы войны - "В окопах Сталинграда" В. Некрасова. Горечь связана с тем, что автор был изгнан с родной земли.

Создавались, как говорят солдаты в романе В. Гроссмана, разные "опупей", но их величие было чисто внешним: являлся Сталин, являлась Ставка, маршалы и генералы, но взгляд автора от этого не укрупнялся, величия в мыслях не было, не было величия и в духе.

Роман же Василия Гроссмана "Жизнь и судьба", сплав фактов и памяти, является книгой, проникнутой идеями гуманизма, любовью к людям.

Да, к этому времени уже были написаны такие честные книги, как повести "Атака с ходу" и "Мертвым не больно" Василия Быкова, "Убиты под Москвой" Константина Воробьева, "Июль 41 года" Григория Бакланова и другие, но почему же именно "Жизнь и судьбе" Василия Гроссмана пришлось пережить судьбу своих героев? Почему рукопись романа "Жизнь и судьба" во времена так называемой "оттепели" была арестована, объявлена "врагом народа"? Почему находилась в заключение 27 лет и даже упоминания о романе в печати были запрещены?

Сегодня ответы на эти вопросы кажутся простыми: роман "Жизнь и судьба" является произведением не только художественном, но и политическим.

Великая Отечественная война долгое время была для многих поколений советских людей "неизвестной войной". И не только потому, что после ее окончания прошли десятилетия; в тоталитарном коммунистическом государстве подлинная правда о войне тщательно скрывалась, замалчивалась, искажалась.

В. Гроссмана в послевоенную пору издавали очень скупо, с большим трудом: официальная репутация у него была более чем сомнительной.

В 1946 году как идейно порочная была осуждена его пьеса "Если верить пифагорейцам". В 1952 году свирепой, хорошо организованной властными инстанциями проработке в печати и на писательских собраниях был подвергнут роман "За правое дело", затем была арестована рукопись романа "Жизнь и судьба" (была изъята у автора сотрудниками государственной безопасности). Рассказ "Тиргартен" и повесть "Добро вам!", уже набранные, стоявшие в журнальном номере, не пропустила цензура. Только через три года после смерти писателя вышел далеко не полный сборник послевоенных повестей и рассказов, по которым к тому же изрядно прошел цензорский карандаш.

В 1932 году к М. Горькому попала рукопись двух первых произведений В. Гроссмана - рассказа "Три смерти" и повести "Глюкауф". Сочинения эти М. Горький подверг довольно суровой критике, но обнадежил начинающего автора, после чего В. Гроссман засел за серьезную переработку "Глюкауфа" и в апреле 1934 года представил в новый вариант. После майской встречи Горького с Гроссманом в 1934 году последний родился как писатель.

В литературу Василий Гроссман пришел из гущи жизни - провинциальной, шахтерской, заводской, хорошо зная, как живут рабочие техники, инженеры.

Будущий писатель родился в декабре 1905 года в г. Бердичеве. Он многое успел повидать в своей юности и молодости, помнил гражданскую войну на Украине. Родители В. Гроссмана принадлежали к той низовой интеллигенции (отец - инженер - химик, мать - преподаватель французского языка), который и в 1920-е и в 1930-е годы жилось очень нелегко. И в школе и в университете В. Гроссману пришлось подрабатывать себе на жизнь. Он занимался заготовкой дров, был воспитателем в трудовой коммуне беспризорных ребят, и нанимался на летние месяцы в Среднюю Азию во всевозможные экспедиции.

В 1921 году В. Гроссман поступил в Киевский институт народного образования, а в 1929 году окончил химическое отделение физико-математического факультета Московского Государственного университета, куда перешел в 1923 году. Во время учебы в университете студент - химик начинает писать, и летом 1928 года появились его первые публикации.

Окончив университет, Василий уехал в Донбасс. Годы, проведенные там, дали будущему писателю возможность близко узнать людей труда. Их образы прошли сквозь все его творчество: от первых рассказов - через роман "Степан Кольчугин" - до уральского шахтера Ивана Новикова, сталинградского сталевара Андреева, заведующий лабораторией по охране труда Шапошниковой в послевоенной романистике.

В Донбассе В. Гроссман работал в Макеевке старшим лаборантом в научно - исследовательском институте по безопасности горны, заведовал газоаналитической лабораторией шахты "Смолянка-11", затем в Сталино - химиком - ассистентом в Донецком областном институте патологии и гигиены труда и ассистентом кафедры общей химии в Сталинском медицинском институте.

В 1932 году В. Гроссман заболел туберкулезом, врачи рекомендовали ему поменять климат, он переехал в Москву, поступил на работу на карандашную фабрику имени Сакко и Ванцетти - был там старшим химиком, заведующим лабораторией и помощником главного инженера.

Впечатлениями этих лет навеяно многое в его произведениях - и не только в ранних, как "Глюкауф", "Повесть первой любви", "Цейлонский графит", но и в романе "За правое дело", в глазах, посвященных шахтеру Новикову.

В. Гроссман немало успел повидать до того, как стал профессиональным литератором, но очень многое ему пришлось пережить и потом, в годы разгула репрессий (была арестована его жена Ольга Михайловна Губер), во время Великой Отечественной войны (на всю жизнь незаживающей раной осталась смерть матери, уничтоженной гитлеровцами в еврейском гетто г. Бердичева).

О.В. Гроссмане тогда говорили, что у него тяжелый характер, он угрюм, нелюдим, с ним трудно иметь дело. В действительности все оказалось не так - за тяжелый характер принимали неуступчивость в принципиальных вопросах, нежелание унижаться перед властями - чувство собственного достоинства, опасную для собеседников с не совсем чистой совестью прямоту. Привлекал не только поразительный художественной дар Гроссмана, не только его проницательность, позволявшая постигать скрытый смысл исторических процессов, затаенную боль человеческого сердца. Особенно притягивало, покоряло его нравственное обаяние, его мудрая человечность.

Незадолго до смерти, по существу выставленный из литературы, отлученный от читателей, вот о чем с горечью и надеждой размышлял В. Гроссман: "Известность писателя не всегда находится в полном и справедливом соответствии с его действительным истинным местом в литературе. Время - генеральный прокурор в делах о незаслуженной литературной славе. Но время - не враг истин! Ценностям литературы, а разумный и добрый друг им, спокойный и верный их хранитель".

Это его тогда утешало, он надеялся на справедливость суда времени.

Великая Отечественная война стала для В. Гроссмана, как для многих наших людей, особой порой ни с чем не сравнимой школой постижения народной жизни. Четыре военных года он был фронтовым корреспондентом "Красной Звезды", "…часами лежал в засаде вместе со снайпером, пробирался в гарнизон, отрезанный от своих войск, ночевал в солдатских блиндажах".

Сталинградские очерки В. Гроссмана "Направление главного удара" написаны с доскональным знанием переднего края и твердой уверенностью: рядовой боец - решающая фигура…

В первые дни обороны писатель попал в Сталинград и все дальнейшие события видел своими глазами, изнутри. Добираясь туда кружным путем - другого уже не было - через Заволжье: выжженная степь, коричневая пыль на дорогах, тоскливый крик верблюдов, край света, - он остро ощутил, куда загнали нас немцы, "страшное чувство глубокого ножа от этой войны на границе Казахстана, на Нижней Волге".

В. Гроссман на себе испытал, под вражеским прицелом, что такое переправа через Волгу: "Жуткая переправа. Страх. Паром полон машин, подвод, сотни прижатых друг к другу людей, и паром застрял, в высоте

"Ю-88", пустил бомбу. Огромный столб воды, прямой, голубовато - белый. Чувство страха. На переправе ни одного пулемета, ни одной зениточки. Тихая светлая Волга кажется жуткой, как эшафот".

Немецкая авиация, от которой тогда нечем было защищаться, всей своей разрушительной мощью обрушилась на город - об этом Василий Гроссман пишет как о таком личном горе, которое у человека нет сил и слов, чтобы выразить: "Сталинград сгорел. Писать пришлось бы слишком много. Сталинград сгорел. Сгорел Сталинград".

Только потом, перодолев шок первого впечатления, он восстановит некоторые подробности: "Мертво. Люди в подвалах. Все сожжено. Горячие стены домов, словно тела умерших в страшном жару и не успевшие остыть…

Среди тысяч громадин из камня, сгоревших и полуразрушенных, чудесно стоит деревянный павильон, киоск, где продавалась газированная вода. Словно Помпея, застигнутая, гибелью в день полной жизни".

Судя по дневниковым записям, Гроссман побывал во многих вошедших в историю местах Сталинградской битвы - на Мамаевом кургане и на Тракторном заводе, на "Баррикадах" и СталГРЭСе, в "Трубе" - на командном легендарном пункте Чуйкова, в прославленных Родимцева, Батюка, Гуртьева, встречался и подолгу разговаривал - не после, когда все было кончено, а тогда же, в разгар боев, - со многими участниками сражения: и широко известными военачальниками, и оставшимися безвестными офицерами и солдатами.

Гроссман не просто накопил огромный запас наблюдений, первозданных, столь важных для художника. Сталинград был пережит им, его страшную тяжесть, невыносимое напряжение он испытал на себе, вобрал в себя. Не приходится удивляться той крайней степени душевной и физической усталости, о которой в конце Сталинградской битвы, когда уже шло наступление, пишет В. Гроссман в письме главному редактору "Красной звезды", о перегруженности впечатлениями - Сталинград очень многое открыл ему и в характере достигшей здесь своего апогея войны с фашистами, и в народной жизни, и в нашем общественно - политическом строе. В экстремальных условиях, достигших немыслимого упорства и ожесточения боев, на смертном рубеже с особой резкостью проступало и то, что было нашей силой, что сплачивало народ в борьбе с фашистским нашествием, и то, что подтачивало единство - подозрительность, беззаконие, бесправие. Так велико было давление накопленного материала, такой жгучей была внутренняя потребность философски осмыслить увиденное и пережитое, понять закономерности - и социально - политические, и конкретно - исторические, и общечеловеческие - дурного и хорошего, благодарного и подлого, - что сразу же, по горячим следам событий, в 1943 году Гроссман в редкие свободные от работы в газете часы начал писать большое произведение о Сталинградской битве.

Первая его книга - "За правое дело" - напечатана в 1952 году. В начале 1960-х годов была закончена вторая - "Жизнь и судьба". За эти семнадцать лет много воды утекло: закончилась разгромом и безоговорочной капитуляцией гитлеровской Германии война, бесчисленными жертвами завоёванная победа была омрачена рецидивом репрессий, арестов, уничтожающих проработок в науке, литературе и искусстве, захлестнувшей страну, затем умер великий вождь - генераллисимус Иосиф Виссарионович Сталин, был осужден и расстрелян в ходе развернувшийся борьбы за власть Лаврентий Павлович Берия; прошёл 20 съезд партии, приподнявший завесу молчания над некоторыми событиями недавнего прошлого и положивший начало неутихающим и по сей день спорам о так называемом, "культе личности". Разумеется, столь существенные перемены в жизни страны так или иначе сказались на романе В. Гроссмана, писательское понимание минувшего изменялось, углублялось, обретало новые смысловые изменения.

И все - таки главная идея произведения, над которым он работал много лет, была нащупана уже тогда, в судьбоносные дни Сталинградской битвы, на многое у него, тогда открылись глаза. В октябре 1942 года в одном из очерков Сталинградского цикла он писал: "Здесь сочеталось огромное стихийное столкновение двух государств, двух борющихся на жизнь и смерть миров с математической, педантически точной борьбой за этаж дома, за перекресток двух улиц; здесь скрестились характеры народов и воинская умелость, мысль, воля; здесь происходила борьба, решающая судьбы мира, борьба, в которой проявились все силы и слабости народов: одного - поднявшегося на бой во имя мирового могущества, другого - вставшего за мировую свободу, против рабства, лжи и угнетения".

Эти слова - "вставшего за мировую свободу, против рабства, лжи и угнетения" - не кажутся общим местом, риторической фигурой. Для В. Гроссмана они наполнены не банальным, а многозначительным содержанием, в них суть философско-нравственной позиции, с которой он отваживается вершить суд над действительностью.

Заслуженная слава все - таки пришла к В. Гроссману, но только через годы после смерти, когда был опубликован - сначала за рубежом, а потом и на Родине - роман "Жизнь и судьба", рукопись которого была арестована, потому что партийные и литературные власти посчитали: "в обозримом будущем эту вещь печатать нельзя, разве что через 250 лет".

Да, действительно, у В. Гроссмана был обыск и изъяли, заключили под стражу рукопись "Жизни и судьбы". И не в метафорическом, а в буквальном смысле этого слова: пришли с ордером и забрали все тексты - до последнего листочка. Это было в 1961 году, уже после 20 съезда партии. Незадолго до этого была проведена устрашающая кампания травли Бориса Пастернака, завершившаяся исключением его из Союза писателей. Конечно, и тихая расправа над романом В. Гроссмана, и громогласное шельмование Б. Пастернака - чрезвычайные происшествия; но они, как множество других, менее драматичных, менее зловещих событий, свидетельствовали: культурная политика не отличается гибкостью и мягкостью, догматизм и идеологическое доктринёрство в чести на верхних этажах государственной и партийной власти, определяют и многие действия руководства союза писателей СССР.

Неслучайно в число инициаторов расправы с романом, входили и собратья по перу: после обсуждения на редколлегии журнала "Знамя", в котором приняли участие Г. Марков, С. Сартаков, С. Щипачёв, роман был осуждён "как произведение политически вредное, даже враждебное"10, и отвергнут. А "о зловредном, "подрывном" сочинении ревнители идейной безупречности тотчас донесли "наверх". Были приняты решительные меры (…)"

Куда девались изъятые сотрудниками "компетентных органов" экземпляры рукописи - неизвестно. Чудом уцелели два экземпляра - благодаря мужеству и самоотверженности друзей писателя.

23 июля 1962 года В. Гроссмана принял М. Суслов (в архиве сохранилась запись беседы, сделанная писателем в тот же день), который был одной из самых мрачных фигур послесталинского руководства великой страны: в немалой степени от него зависело, что обсуждавшиеся на 20 и 21 съездах компартии перемены постепенно, сошли на нет. И на годы, ныне условно именуемые "застойными", в культуре утвердились тенденциями авторитарного монологизма. Те суровые и не примитивные прокуроры - обвинители романа ориентировались прежде всего на М. Суслова, он определял, что в искусстве можно и что нельзя, когда и как "закручивать гайки".

В беседе с В. Гроссманом Михаил Андреевич Суслов не счёл нужным скрывать: что "Жизнь и судьбу" не читал, ему совершенно достаточно внутренних рецензий, в них, сказал он, много цитат из романа. М. Суслов заявил, что полностью разделяет точку зрения рецензентов, считающих, что книгу печатать нельзя, потому что она политически враждебна и может принести вред несравнимо больший, чем "Доктор Живаго" Б. Пастернака. по мнению М. Суслова, роман "Жизнь и судьба" враждебен советскому народу и государству не потому, что он лжив, а потому, что такая правда народу не нужна и даже опасна. Все, о чем пишет Гроссман, "было или могло быть", но… этого быть не должно, а следовательно, не было. И еще М. Суслов снисходительно разъяснил автору, что роман "ему не удался из-за самоизоляции, погружения в личные переживания, чрезмерного, нездорового интереса к темным сторонам периода культа личности".

Приговор роману В. Гроссмана "Жизнь и судьба" был вынесен окончательный и обжалованию не подлежал - больше обращаться было не к кому, надеяться не на что. А после смещения Н. Хрущева, когда под руководством М. Суслова стала проводиться тихая, но неуклонная реанимация отрицательных сторон политики "эпохи Сталина", что срок обезвреживания, "деактивации" романа "Жизнь и судьба", определенный высшими руководящими инстанциями, - "250 лет" - может быть, и не особенно преувеличен.

Но в этой страшной ситуации В. Гроссмана сохранил самообладание. Тяжкие переживания писателя отразились в удивительном документе - письме матери. И свой роман "Жизнь и судьба" автор посвящает конечно ей - Екатерине Савельевне Гроссман. 15 сентября 1941 года она была расстреляна фашистскими палачами вместе со всеми обитателями еврейского гетто в Бердичеве.

Ужасная смерть матери была незаживающей раной Гроссмана, до конца жизни эта боль жгла его. Дважды он пытался излить ее на бумаге - в десятую и двадцатую годовщину трагической гибели матери написал ей "письма". Второе писалось в очень тяжелые для Гроссмана дни - вскоре после ареста рукописи "Жизни и судьбы":

"Дорогая Мама, вот прошло 20 лет со дня твоей смерти. Я люблю тебя, я помню тебя каждый день твоей жизни, и горе моё все эти 20 лет со мной неотступно.

Я писал тебе 10 лет тому назад, и в моем сердце ты такая же, как была двадцать лет назад. И десять лет назад, когда я писал тебе свое первое после твоей смерти письмо, ты была такой же, как при жизни своей, - моей матерью по плоти и сердце мое. Я - это ты, моя родная. И пока живу я - жива ты. А когда я умру, ты будешь жить в той книге, которую я посвятил тебе и судьба которой схожа с твоей судьбой.

" (…) Я плачу над письмами - потому что в них ты - твоя доброта, чистота, твоя горькая жизнь, твоя справедливость, благородство, твоя любовь ко мне, твоя забота и людях, твой чудный ум".

Судьба и облик любимого человека воплотились в "Жизни и судьбе" не только в одной из сюжетных линий и фигуре матери Штурма; те горечь и доброта, справедливость и благородство, любовь к людям, к жизни, уважения их достоинства и ненависть ко всем видам генетта, унижения, дискриминации человека, о которых говориться в "письмах" Екатерине Савельевне - все эти мотивы стали основой лиризма, пронизывающие некоторые страницы романа.

Это - выдающееся произведение, отличающееся мощью авторской мысли, слой правды и таланта. Это переворачивающая душу книга, о некоторых эпизодах и персонажах которой можно без малейшего преувеличения сказать, что они запоминаются навсегда - так они созданы. Но в настоящей литературе никогда не бывает тесно, и роман В. Гроссмана не расчистил для себя место, списывая в тираж все то, что написано раньше, наоборот, этот роман подтверждал, что путь, по которому шли самые честные и талантливые писатели, осмысливая прожито и пережитое, был потенциально перспективным и плодотворным.

1. Творческий путь Гроссмана.
2. Основная задача писателя, поставленная в романе «Жизнь и судьба».
3. Вопрос свободы в романе.

Роман Василия Семеновича Гроссмана «Жизнь и судьба» выходит за рамки только военной прозы. В основе этого произведения — попытка осмыслить не столько события военных лет, сколько осмыслить весь XX век. То же наблюдаем мы и во многих других произведениях этого периода, например, в романе Б. Пастернака «Доктор Живаго», А. И. Солженицына «Красное колесо».

Василий Гроссман к началу войны — уже сложившийся писатель, талантливый очеркист. К своему роману «Жизнь и судьба» писатель идет через очерки 1942—1943 годов, которые затем были собраны в книге «Сталинград». Военные события меняют его художественное мировоззрение. В 1954 году Гроссман издает роман «За правое дело». В ходе работы над этой книгой Гроссман пишет, что очень увлечен этим романом, что через исследование исторического прошлого осознает то, что происходит в современности. В романе «За правое дело» Гроссман выступает как типичный автор соцреализма, хотя и пытается выйти за его рамки. В этом романе писатель ставит задачу изобразить всю сложность процесса коллективизации.

Последующее произведение «Жизнь и судьба» связано с романом «За правое дело» сюжетными линиями, поэтому многие исследователи творчества Гроссмана называли эти произведения «дилогией в двух частях». Но в новом романе автор уже выступает не как писатель соцреализма, а как писатель реализма своего, гроссмановского. Судьба романа трагична. «Жизнь и судьба» был закончен в 1962 году, но запрещен для публикации как книга прямо противоположная политической линии партии, а рукопись была арестована. Гроссман же попадает в разряд неблагонадежных авторов. Он пишет письмо Хрущеву, которое ничего не изменило, и своим возвращением к читателю роман обязан А. Д. Сахарову, Е. Г. Боннэр, В. Н. Войновичу. Так, в 1981 году роман стал известен за рубежом, а затем и в России.

В центре романа — Сталинградская битва, но для писателя главным становится не изображение батальных сцен, а определение основной причины победы в этой битве. Он приходит к выводу, что этой причиной стала свобода, стремление человека к ней. Отсюда размышления писателя о том, насколько свободен человек в XX веке. Писатель противопоставляет свободе человека насилие над личностью, любая несвобода человека воспринимается как насилие. В условиях тотальной несвободы человек и государство оказываются на разных полюсах. В битве при Сталинграде побеждает не Советское государство, а русский народ. Государство выступает как институт насилия, оно основано на подчинении и страхе. Такое государство не могло противостоять фашизму, только русский народ смог это сделать.

Фашизм в романе изображен не только как социально-историческое явление, а как некая темная сила, разрушающая жизнь. Фашизм устанавливает отношения между людьми, основанные на страхе и агрессии. Достаточно вспомнить встречу в лагере фашиста Лисса со старым большевиком Мостовским. Мостовской — революционер, представитель ленинской гвардии слушает размышления Лисса о том, почему должен победить фашизм. Он говорит, что человек есть «ничто по сравнению с идеей», цель, если она великая, не должна оцениваться с точки зрения критериев морали и нравственности. Слушая его, Мостовской с ужасом понимает, что и сталинизм и фашизм основаны на общих убеждениях. Мостовский искренне считал, что социализм — это свобода, поэтому можно было принести в жертву социализму многое, в том числе настоящую свободу. Поэтому Мостовской не был против репрессий в 1937 году. Теперь он понимает, что и сталинизм и фашизм — это тоталитарная лестница, во главе которой один человек. Этой системе служат такие люди, как Неудобное, палач по своей сути, который подписывает огромные списки для отправки в лагеря. Он, «энтузиаст 37 года», осуществляет линию партии, выявляет уклонистов, отправляет их в лагеря.

Роман Гроссмана полицентричен, у него множество сюжетных линий. Но всегда в центре практически каждого сюжета — вопрос свободы человека. Многие люди легко соглашаются с ограничением собственной свободы. Как только люди понимают, что требуется партии, государству, они начинают чувствовать себя в безопасности. Сразу после победы возникает спор победившего народа и победившего государства. После боя человек получает свободу, осознает себя независимой личностью. А после того, как он освобождает город, принадлежащий государству, начинает снова действовать система страха. Власть обожествляется: «На все воля Сталина». Кстати, вождя Гроссман изображает как старого больного человека.

Гроссман пишет о «еврейской теме», об уничтожении целого народа ради определенной идеи. Для самого писателя характерен еврейский менталитет, отраженный в стремлении бросить библейский взгляд на события войны.

«Жизнь и судьба» — понятия и близкие и в тоже время далекие друг от друга. Жизнь — это свобода, многообразие, а судьба — это то, что эту свободу и это многообразие структурирует. То есть человек зависит в первую очередь от судьбы, свобода человека ограничена властью судьбы. По Гроссману, судьба ведет человека, а у человека всегда есть выбор, даже если он что-то не может не сделать, он имеет право не хотеть это делать. Автор утверждает: «Жизнь пробивается через все. Сильнее несвободы может оказаться сам человек».

(II вариант)
Природное стремление человека к свободе неистребимо, его можно подавить, но нельзя уничтожить. Человек добровольно не откажется от свободы. В. Гроссман
“Рукописи не горят...” Сколько раз уже цитировали эту фразу Воланда, но хочется повторить ее вновь. Наше время - время открытий, возвращенных мастеров, ждавших своего часа, наконец увидевших свет. Роман В. Гроссмана “Жизнь и судьба”, написанный тридцать пять лет назад, пришел к читателю лишь в 1988 году и потряс литературный мир своей современностью, великой силой своего правдивого слова о войне, о жизни, о судьбе. Он отразил свое время. Лишь теперь, в девяностые, возможно стало говорить и писать о том, о чем размышляет автор романа. И поэтому это произведение принадлежит сегодняшнему дню, оно злободневно и сейчас.
Читая “Жизнь и судьбу”, не можешь не поразиться масштабности романа, глубине выводов, сделанных автором. Кажется, что философские идеи сплетаются, образуя причудливую, но гармоничную ткань. Порой увидеть, понять эти идеи сложно. Где главное, какая основная мысль пронизывает повествование? Что есть жизнь, что есть судьба? “Жизнь такая путаная... тропки, овраги, болотца, ручейки... А судьба прямая-прямая, струночкой идешь... Жизнь - это свобода”, - размышляет автор. Судьба же - несвобода, рабство, недаром обреченные на смерть в газовых камерах люди чувствуют, как “силится в них чувство судьбы”. Судьба не подчиняется воле человека.
Основная тема произведения Гроссмана - свобода. Понятие “свобода”, “воля” знакомо и дикому зверю. Но то свобода или несвобода физическая. С появлением человеческого разума смысл этих понятий изменился, стал глубже. Существует свобода моральная, нравственная, свобода мысли, непорабощен-ность души. Так что же важнее - сохранить свободу тела или разума? Почему именно эта философская проблема волновала автора? Очевидно, это было предопределено той эпохой, в которой он жил. Два государства встали над миром в то время, сошлись в борьбе, и от исхода этой битвы зависела судьба человечества. Обе державы, по словам одного из персонажей романа, - государства партийные. “Сила партийного руководителя не требовала таланта ученого, дарования писателя. Она оказывалась над талантом, над дарованием”. Под термином “воля партии” подразумевалась воля одного человека, которого сейчас мы называем диктатором. Оба государства были сходны между собой тем, что граждане их, лишенные официального права мыслить, чувствовать, вести себя в соответствии со своей индивидуальностью, постоянно ощущали довлеющую над ними силу страха. Так или иначе, государственные здания, больше похожие на тюрьмы, были возведены и казались несокрушимыми. Человеку в них отводилась незначительная роль; куда выше, чем он, стояли государство и выразитель его воли, непогрешимый и могучий. “Фашизм и человек не могут сосуществовать. На одном полюсе - государство, на другом - потребность человека”. Не случайно Гроссман, сравнивая два лагеря, сравнивает тоталитарные государства - Германию и Советский Союз тридцатых-сороковых годов. Люди сидят там за одни и те же “преступления”: неосторожное слово, плохую работу. Это “преступники, не совершившие преступлений”. Разница лишь в том, что немецкий лагерь дан глазами русских военнопленных, знающих, за что они сидят, и готовых к борьбе. Люди же, находящиеся в сибирских лагерях, считают свою судьбу ошибкой, пишут письма в Москву. Десятиклассница Надя Штрум поймет, что тот, к кому обращены ее письма, по сути, и есть виновник происходящего. Но письма продолжают идти... Сибирский лагерь, пожалуй, страшнее германского. “Попасть к своим в лагерь, свой к своим. Вот где беда!” - говорит Ершов, один из героев романа. К страшному выводу приводит нас Гроссман: тоталитарное государство напоминает огромный лагерь, где заключенные являются и жертвами, и палачами. Недаром в лагерь желал бы превратить всю страну “философ” Казенеленбоген, в прошлом работник органов безопасности, ныне попавший в камеру на Лубянке, но продолжающий заявлять, что “в слиянии, в уничтожении противоположности между лагерями и запроволочной жизнью и есть... торжество великих принципов”. И вот два таких государства вступают в войну друг против друга, исход которой решался в городе на Волге в сорок втором году. Один народ, одурманенный речами своего вождя, наступал, мечтая о мировом господстве; другой, отступая, не нуждался в призывах - он копил силы, готовясь отдать миллионы жизней, но победить захватчика, защитить Родину. Что происходит с душами тех, кто теснит армию противника, и что происходит в сердцах теснимых? Для того чтобы повернуть врага вспять, мало довлеющей над народом власти, необходима свобода, и в это тяжелое время она пришла. Никогда раньше люди не вели таких смелых, правдивых, свободных разговоров, как в дни боев под Сталинградом. Дыхание свободы ощущают люди в Казани, в Москве, но сильнее всего она в “мировом городе”, символом которого станет дом “шесть дробь один”, где говорят о тридцать седьмом годе и коллективизации. Борясь за независимость Родины, люди, подобные Ершову и Грекову, борются и за свободу личности в своей стране. Греков скажет комиссару Крымову: “Свободы хочу, за нее и воюю”. В дни поражений, когда вольная сила поднималась с самого дна людских душ, Сталин чувствует, что... побеждали на полях сражений не только сегодняшние его враги. Следом за танками Гитлера в пыли, дыму шли все те же, кого он, казалось, навек усмирил, успокоил. “Не только история судит побежденных”. Сам Сталин понимает, что если он будет побежден, то ему не простится то, что он сделал со своим народом. В душах людей постепенно поднимается чувство русской национальной гордости. В то же время прозрение приходит к окруженным немецким солдатам, к тем, кто несколько месяцев назад давил в себе остатки сомнений, убеждал себя в правоте фюрера и партии подобно обер-лейтенанту Баху. Сталинградская операция определила исход войны, но молчаливый спор между победившим народом и победившим государством продолжается. Так кто же победит - государство или человек? Ведь с человека начинается свобода. Тоталитарная власть подавляет, чувство страха за жизнь сковывает, рождает покорность перед этой властью. Однако многие люди ис- кренне верят, что в преклонении перед государством, партией, в восприятии высказываний вождя как святых истин заключена их сила. Такие могут не согнуться перед страхом смерти, но с содроганием отвергают сомнения в том, во что верили на протяжении жизни. Таков старый большевик, ленинец Мос-товской, услышав из уст гестаповца Лисса то, что мучило его, в чем он даже в душе боялся себе признаться, лишь на мгновение утрачивает уверенность: “Надо отказаться от того, чем жил всю жизнь, осудить то, что защищал и оправдывал”. Этот сильный, несгибаемый человек сам ищет несвободу, чувствует облегчение, вновь подчиняясь воле партии, одобряя отправку в лагерь смерти презирающего насилие Ершова. Иным, подобным Магару, Крымову, Штруму, потребовалось поражение для того, чтобы очеловечиться, увидеть правду, вернуть свободу своей душе. Крымов прозревает, попав в камеру. Магар, лишившись свободы, пытается донести свои выводы ученику Абарчуку: “Мы не понимаем свободы, мы раздавали ее... Она основа, смысл, базис над базисом”. Но, столкнувшись с недоверием, фанатичной слепотой, Магар кончает жизнь самоубийством. Дорогую цену заплатил он за духовное раскрепощение. Теряя иллюзии, Магар теряет и смысл существования. Особенно убедительно показано влияние свободы на мысли, поведение человека на примере Штрума. Именно в тот момент, когда “могучая сила свободного слова” целиком поглотила мысли, приходит к Штруму его научная победа, его открытие. Именно тогда, когда отвернулись от него друзья и сила тоталитарного государства давила и угнетала, Штрум найдет в себе силы не погрешить против собственной совести, почувствовать себя свободным. Но звонок Сталина задувает эти ростки свободы, и, лишь подписав подлое, лживое письмо, он ужаснется содеянному, и это поражение вновь откроет его сердце и разум свободе. Самой же сильной, несломленной, непорабощенной человеческой личностью окажется в романе жалкий заключенный немецкого лагеря Иконников, провозглашавший смешные и нелепые категории надклассовой морали.

Страница: [ 1 ]

Сочинение

Великая Отечественная война долгое время была для многих поколений советских людей "неизвестной войной". И не только потому, что после её окончания прошли десятилетия, В тоталитарном коммунистическом государстве подлинная правда о войне тщательно замалчивалась, скрывалась, искажалась. Роман В. Гроссмана "Жизнь и судьба" разделил участь других честных произведений искусства о событиях 1941-1945 годов. А участь была общая-запрет. Да и могло ли быть иначе с книгой, в которой сказана правда о причинах наших неудач в начальный период войны, о подлинной роли партии в тылу и на передовой, о полной бездарности многих советских военачальников?

Активно проводит на передовой "партийную линию" бывший секретарь обкома Дементий Гетманов. Это убежденный сталинист, выдвинувшийся на руководящие посты благодаря близкому сотрудничеству с органами госбезопасности. Комиссар Гетманов-человек безнравственный и бессовестный, что, однако, не мешает ему поучать других людей. В военном деле Дементий Трифонович не разбирается совершенно, но зато готов с удивительной легкостью жертвовать жизнями простых солдат ради собственного быстрого продвижения по службе. Гетманов торопится выполнить приказ Сталина о наступлении. Военная страница биографии Дементия Трифоновича заканчивается самым естественным для бывшего сотрудника госбезопасности образом-доносом на командира танкового корпуса Новикова.

Под стать Дементию Гетманову и начальник штаба генерал Неудобнов. За плечами "бравого полководца" штатная служба в ОГПУ, во время которой Неудобнов лично допрашивал и пытал людей (вспомним рассказ об этом подполковника Даренского). На передовой Илларион Иннокентьевич чувствует себя неуютно, теряется в самой простой ситуации. Никакая показная храбрость не может заменить организаторских способностей и полководческого таланта. Тяжелое бремя практического руководства танковым корпусом целиком лежит на Новикове. Понимает это и генерал Еременко. Вспоминая Гетманова и Неудобнова, он без обиняков говорит Новикову: "Вот что. Тот с Хрущевым работал, тот с Тицианом Петровичем, а ты, сукин сын, солдатская кость, помни - ты корпус в прорыв поведешь".

Командир танкового корпуса полковник Новиков-подлинный герой Великой Отечественной войны. На первый взгляд, в этом человеке нет ничего особенно героического, военного. И мечтает он не о боевых подвигах, а о мирной и счастливой жизни. Важную роль играют в романе сцены, рисующие взаимоотношения Новикова и Евгении Николаевны. Бесконечную жалость испытывает командир корпуса к мальчикам-новобранцам. Новиков по-настоящему близок к солдатам и офицерам. Гроссман пишет о своем герое и рядовых бойцах: "А он смотрит на них, такой же, как они, и то, что в них, то и в нем..." Именно это чувство близости заставляет Новикова сделать все, чтобы сократить людские потери во время наступления. На свой страх и риск командир корпуса оттягивает на 8 минут ввод танков в прорыв. И этим самым фактически нарушает приказ Сталина. Для такого поступка необходимо было настоящее гражданское мужество. Впрочем, смелое решение Новикова продиктовано не только состраданием к солдатам, но и трезвым расчетом полководца от Бога-надо было непременно подавить артиллерию противника, а уж потом наступать. Можно сказать, что во многом благодаря таким офицерам, как Новиков, удалось в конце концов переломить ход Сталинградской битвы и одержать решительную победу, Судьба же самого Новикова неопределенна. После доноса Гетманова он отозван в Москву. "..И не совсем было ясно, вернется ли он в корпус".

Истинным героем войны может быть назван и командир полка майор Березкин. Подобно Новикову он заботится о солдатах, вникает во все мелочи фронтовой жизни. Ему присуща "рассудительная человеческая сила". "Его сила обычно подчиняла в бою и командиров, и красноармейцев, но суть ее не была военной и боевой-это была простая, рассудительная человеческая сила. Сохранять ее и проявлять в аду сражения могли лишь редкие люди, и именно они, эти обладатели цивильной, домашней и рассудительной человеческой силы, и были истинными хозяевами войны". Поэтому не таким уж и случайным является назначение Березкина командиром дивизии.

К числу "истинных хозяев войны" относится и капитан Греков, командующий обороной дома "шесть дробь один" в Сталинграде. На передовой в полной мере сказываются его замечательные человеческие и боевые качества. В. Гроссман пишет, что в Грекове соединяются сила, отвага, властность с житейской обыденностью. Но есть в капитане и еще одна очень важная черта - это страсть к свободе, неприятие тоталитаризма, сталинской коллективизации. Может быть, именно во имя освобождения родной страны от железной хватки коммунистического режима и жертвует жизнью капитан Греков. Но гибнет он не один, а вместе со всем своим небольшим отрядом.

Писатель вновь и вновь обращает наше внимание на то, что люди шли на смерть не во имя Сталина, партии или коммунистической утопии, а ради свободы. Свободы родной страны от поработителей и своей личной свободы от власти тоталитарного государства.

"Сталинградское торжество определило исход войны, но молчаливый спор между победившим народом и победившим государством продолжался. От этого спора зависела судьба человека, его свобода".

Причина победы русских под Сталинградом в 1942 году заключается, по мнению Гроссмана, не в каких-то особых полководческих доблестях советских военачальников. Следуя традициям Льва Толстого, писатель не склонен переоценивать роль командующих и генералов (хотя, конечно, и не отрицает ее). Истинный хозяин войны - ее рядовой труженик, обычный человек, сохранивший в себе "зерна человечности" и страсть к свободе.

И таких "незаметных" героев много: и летчик Викторов, и командир летного полка Закаблука, и мечущийся в поисках справедливости Крымов, и радистка Катя Венгрова, и юный Сережа Шапошников, и директор Сталинградской ГРЭС Спиридонов, и подполковник Даренский. Именно они, а не гетмановы и неудобновы вынесли на своих плечах все тяготы военного лихолетья. Именно они отстояли не только свободу и независимость Родины, но и самое лучшее в самих себе: порядочность, доброту, человечность. Ту самую человечность, которая иногда заставляет пожалеть и врага. Ту самую человечность, во имя которой и стоит жить...

Другие сочинения по этому произведению

«Жизнь и судьба»

(I вариант)
Основной круг философской проблематики эпопеи В. Гроссмана “Жизнь и судьба” - жизнь и судьба, свобода и насилие, законы войны и жизни народа. Писатель видит в войне не столкновение армий, а столкновение миров, столкновение различных взглядов на жизнь, на судьбу отдельного человека и народа. Война выявила коренные проблемы современности, вскрыла основные противоречия эпохи.
В романе две основные темы - жизнь и судьба.
“Жизнь” - это свобода, неповторимость, индивидуальность; “судьба” - необходимость, давление государства, несвобода. Комиссар Крымов говорит: “Как странно идти по прямому, стрелой выстреленному коридору. А жизнь такая путаная тропка, овраги, болотца, ручейки, степная пыль, несжатый хлеб, продираешься, обходишь, а судьба прямая, струночкой идешь, коридоры, коридоры, коридоры, в коридорах двери”.
Судьба основных действующих лиц трагическая или драматическая. В героизме Гроссман видит проявление свободы. Капитан Греков, защитник Сталинграда, командир бесшабашного гарнизона “дома шесть дробь один”, выражает не только сознание “правого дела борьбы с фашизмом”, отношение к войне как к трудной работе, самоотверженность и здравый смысл, но и непокорство натуры, дерзость, независимость поступков и мыслей. “Все в нем - и взгляд, и быстрые движения, и широкие ноздри приплюснутого носа - было дерзким, сама дерзость”. Греков - выразитель не только народного, национального, но и всечеловеческого, свободолюбивого духа (недаром его фамилия Греков).
Главный конфликт романа - конфликт народа и государства, свободы и насилия. “Сталинградское торжество определило исход войны, но молчаливый спор между победившим народом и победившим государством продолжался. От этого спора зависела судьба человека, его свобода”. Этот конфликт прорывается наружу в размышлениях героев о коллективизации, о судьбе “спецпереселенцев”, в картинах колымского лагеря, в раздумьях автора и героев о тридцать седьмом годе и его последствиях.
Колымский лагерь и ход войны связаны между собой. Гроссман убежден, что “часть правды - это не правда”. Арестованный Крымов ловит себя на мысли, что ненавидит пытающего его особиста больше, чем немца, потому что узнает в нем самого себя.
Гроссман изображает народные страдания: это и изображение лагерей, арестов и репрессий, и их разлагающего влияния на души людей и нравственность народа. Храбрецы превращаются в трусов, добрые люди - в жестоких, стойкие - в малодушных. Людей разрушает двойное сознание, неверие друг в друга. Причины данных явлений - сталинское самовластие и всеобщий страх. Сознанием и поведением людей со времен революции управляют идеологические схемы, приучившие нас считать, что цель выше морали, дело выше человека, идея выше жизни. Насколько опасна такая перестановка ценностей, видно из эпизодов, когда Новиков на восемь минут задержал наступление, то есть, рискуя головой, идет на невыполнение сталинского приказа ради того, чтобы сберечь людей. А для Гетманова “необходимость жертвовать людьми ради дела всегда казалась естественной, неоспоримой не только во время войны”.
Отношение к судьбе, к необходимости, к вопросу о вине и ответственности личности перед лицом обстоятельств жизни у героев романа разное.
Штурмбанфюрер Кальтлуфт, палач у печей, убивший пятьсот девяносто тысяч людей, пытается оправдать это приказом свыше, своей подневольностью, властью фюрера, судьбой: “судьба толкала его на путь палача”. Но автор утверждает: “Судьба ведет человека, но человек идет потому, что хочет, и он волен не хотеть”.
Смысл параллелей Сталин - Гитлер, фашистский лагерь - колымский лагерь в том, чтобы заострить проблему вины и ответственности личности в самом широком, философском плане. Когда в обществе творится зло, в той или иной степени в нем виноваты все. Пройдя через трагические испытания XX века - Вторую мировую войну, гитлеризм и сталинизм, - человечество начинает осознавать тот факт, что покорность, зависимость человека от обстоятельств, рабство оказались сильны. И в то же время в образах героев Отечественной войны Гроссман видит свободолюбие и совестливость. Что превысит в человеке и человечестве? Финал романа открыт.

(III вариант)
Роман Василия Гроссмана “Жизнь и судьба” - одно из тех произведений, путь к читателю которых складывался непросто. Роман писался почти три десятилетия назад, но не был напечатан. Как и многие, он увидел свет уже после смерти автора. Можно сказать, что это одно из самых ярких и значительных произведений послевоенной русской литературы. “Жизнь и судьба” охватывает события военных и предвоенных лет, захватывает важнейшие события нашего бытия. Через весь роман проходит мысль о том, что во всех жизненных ситуациях главное - судьба человека, что каждый человек - это целый мир, который нельзя ущемить, не ущемляя одновременно интересов всего народа. Эта мысль глубоко гуманистична.
Утверждая высокий гуманистический идеал любви и уважение к человеку, В. Гроссман разоблачает все то, что направлено против человека, что уничтожает его неповторимую личность. В романе сопоставляются два режима - гитлеровский и сталинский. По-моему, В. Гроссман одним из первых наших писателей, критикуя то, что мы сегодня смело называем “сталинщиной”, пытается определить корни, причины этого явления. Как гитлеризм, так и сталинизм уничтожают в человеке главное - его достоинство. Вот почему роман, воюя со сталинизмом, защищает, отстаивает достоинство личности, рассматривая ее в самом центре всех поставленных вопросов. Личная судьба человека, живущего в тоталитарном государстве, может сложиться благополучно или драматически, но она всегда трагична, так как человек не может исполнить свое жизненное предназначение иначе, как став деталью машины. Если маши на совершает преступление, человек не может отказаться быть ее соучастником. Он им станет - хотя бы в качестве жертвы. Жертва может сгнить в лагере или счастливо умереть в кругу семьи.
Трагедия народа, по В. Гроссману, заключается в том, что, ведя освободительную войну, он, по сути дела, ведет войну на два фронта. Во главе народа-освободителя стоит тиран и преступник, который усматривает в победе народа свою победу, победу своей личной власти.
На войне человек получает право стать личностью, он получает возможность выбора. В доме “шесть дробь один” Греков совершает один выбор, а Крымов, пишущий на него донос, - другой. И в этом выборе выражается суть данного человека.
Идея романа, мне кажется, заключается в том, что война у В. Гроссмана - огромная беда и в то же время огромное очищение. Война точно определяет, кто есть кто и кто чего стоит. Есть Новиков, и есть Гетманов. Есть майор Ершов, и есть те, кто даже на краю смерти шарахаются от его смелости и свободы.
Новиков - умный, совестливый комкор, который не может относиться к солдатам как к живой силе и побеждает врага военным умением на поле боя. Рядом с ним бригадный комиссар Гетманов - человек номенклатуры. На первый взгляд он кажется обаятельным и простым, но на самом деле он живет по классовым законам: к себе он применяет одни мерки, а к другим - иные.
И побеждает только совесть, правда, человечность, проходящая жестокое испытание. Ни соображения Сталина, ни его лозунги и призывы не были победоносны. Дрались за другое, что-то светлое и необходимое, даже если оно прикрывалось звонким лозунгом. Деление на категории, навешиванье ярлыков “врагов народа” - все это ушло, как навязанная фальшь. Открылось главное: во имя чего и ради чего должен жить человек, ценящий себя и свободу духа. Очень ярким в этом смысле мне кажется образ Грекова, один из самых привлекательных в романе. Греков не боится никого - ни немцев, ни начальства, ни комиссара Крымова. Это смелый, внутренне свободный, независимый человек.
Дискуссии о свободе, о добре и доброте, о дружбе, о причинах полной покорности человека перед лицом тотального насилия развертываются у В. Гроссмана под пулями, на пороге газовой камеры, на квартирах ученых в Казани и в камерах Лубянки. В. Гроссман погружается в самые низы бесчеловечной войны и бросает взгляд на ее верхи: в штаб Еременко и в штаб Паулюса. Писатель наблюдает воронку, в которой одновременно прячутся от смерти русские и немец, видит физический страх и духовное благородство, святой порыв и предательство, грубость, нежность, слезы. Греков уже недвусмысленно поглядывает на радистку Катю, желая урвать от жизни хоть что-то, пока он жив. Но и это циничное чувство в конце концов растворяется в самоотрешении, и он отсылает Катю и ее возлюбленного Сережу прочь из дома, спасая их самих и их любовь.
Вместе с тем В. Гроссман показывает и античеловеческую сущность войны: осажденный Сталинград воюет на последней кромке берега, героически сопротивляются защитники города. А рядом - будничные заботы, борьба зависти, тщеславия и настоящей любви.
Впервые писатель показывает не сюжет, а философствует о войне. Широкомасштабность охвата явлений роднит роман В. Гроссмана с толстовской эпопеей “Война и мир”. У В. Гроссмана тот же размах, то же сплетение линий жизни, судеб в один узел, их схождение в одно историческое действо.